Автор публикуемых воспоминаний академик Р.И. Нигматулин тринадцать лет – с 1993 по 2006 г. – работал в Башкирии председателем Уфимского научного центра Российской академии наук (УНЦ РАН), президентом Академии наук Республики Башкортостан (АН РБ), депутатом Государственного собрания республики, членом Президентского совета и членом Правительства РБ, председателем Комиссии по Государственным премиям по науке и технике РБ. В те же годы он был избран депутатом Государственной думы РФ и представлял Россию в Парламентской ассамблее Совета Европы. За эти годы три отдела УНЦ РАН стали институтами, Институт нефтехимии и катализа переведён в РАН. Реконструирован Ботанический сад УНЦ РАН, объём оранжереи увеличился в 3 раза. Построены новый лабораторный корпус для трёх институтов и жилой дом для сотрудников УНЦ РАН и АН РБ. Наряду с выполнением административных и государственных обязанностей он продолжал вести активную научную работу в области теории многофазных систем и её приложений в ядерной энергетике, нефтяной и химической промышленности, взрывных и акустических технологиях, анализа природных процессов, решения экологических проблем, а также экономической теории.
МОИ ТРИНАДЦАТЬ БАШКИРСКИХ ЛЕТ
Р.И. Нигматулин
Но в памяти такая скрыта мощь,
Что возвращает образы и множит.
Шумит, не умолкая, память-дождь,
И память-снег летит и пасть не может.
Давид Самойлов
Представленные заметки я начал писать после того, как в начале 2010 г. меня попросили поделиться воспоминаниями о Зиннуре Газизовиче Ураксине, известном в Башкортостане филологе, 13 лет проработавшем директором Института истории, языка и литературы (ИИЯЛ) Уфимского научного центра РАН. Воспоминания охватили более широкую проблематику, чем только воспоминания о замечательной личности. К сожалению, большая часть важных событий и эмоциональных переживаний, которыми были наполнены эти 13 лет, осталась за рамками данной статьи, тем не менее мне кажется, что она может быть интересной для читателей "Вестника РАН", поможет лучше представить себе жизнь научных работников в российских республиках.
Я родился, учился и стал научным сотрудником в Москве. Башкортостан — это родина моих родителей, дедов и прадедов. Там живут многие мои родственники. В мои и моих братьев детские годы наша семья проводила там лето. Позднее, в начале 1970-х годов, когда я стал профессором МГУ им. М.В. Ломоносова, меня стали приглашать в Уфу читать лекции, у меня там появились ученики. В те годы в Уфе корпус докторов наук включал 30 докторов медицинских наук и одного доктора технических наук. Практически все ректоры вузов, директора НИИ были кандидатами наук. За последующие 25 лет докторов наук стало больше пятисот. Это своего рода научный взрыв.
В Уфе я сотрудничал и подружился со многими интересными людьми. Среди них значительную долю составляли выходцы из деревенской среды, из семей, которые жили тяжёлым физическим трудом и в которых люди мечтали об образовании, чтобы стать врачом, учёным, инженером. Кроме стремления к высокому и осмысленному они полагали, что надо выучиться в городе, и тогда ты избавишься от тяжёлого труда и бедности. Хотя люди, получив образование, из деревенской нужды выбиваются, но в России XX столетия они часто попадали в нужду городскую, да ещё и с городскими проблемами для детей. Многие учёные, учителя и врачи вышли из рабоче-крестьянской среды. Такими были мои два деда, мой отец, таким был мой учитель академик Халил Ахмедович Рахматулин. Им было тяжелее, чем мне, воспитанному в семье профессора. Поэтому таких людей я всегда уважал и им доверял.
Ниже будут называться фамилии людей, которые сыграли отрицательную роль в описанных событиях. Зависть, предательство, трусость и лживость переносятся и реализуются конкретными людьми. Зло имеет фамилии. Люди, совершающие неблаговидные поступки, не представляют собой зло в чистом виде. Часто они просто переоценивают своё значение, свой вклад в науку. У них есть семьи, кому-то они приходятся друзьями. Мы избегаем произносить их фамилии публично. Но их имена надо называть, чтобы не только дела, но и они сами получили соответствующую оценку. Чтобы опасались, что об их делах узнают дети, что это останется в памяти людей. Это поможет хотя бы чуть их сдерживать. Даже Гитлер, общепризнанный аномальный злодей, говорил, что боится Бога и Истории.
Сколько зла совершено в истории российской науки, а вспоминают только Трофима Лысенко. Но ведь жили и действовали сотни исполнителей его "предначертаний". Раскулачивали 80 лет назад лучших сельских тружеников бессовестные, бестолковые и злые односельчане. Сколько лживых доносов написали наши сограждане! А ругают только Сталина, Берию, Ежова и ещё нескольких "персонажей". Надо выносить на суд общественности и менее громкие имена.
В 1991 г. меня пригласили на собрание учредителей Академии наук Республики Башкортостан (АН РБ), на котором в числе десяти учёных из России и других республик СССР я был избран почётным академиком создающейся АН РБ. Я тогда работал в Тюмени и был членом-корреспондентом АН СССР. После этого мы, первые почётные члены АН РБ, тайным голосованием избрали из числа учредителей академиков АН РБ.
В 1992 г. состоялось первое Общее собрание АН РБ, на котором меня уже в ранге академика РАН попросили быть председателем и на котором был избран президент АН РБ — О.А. Кайбышев.
Организация АН РБ проходила очень противоречиво. Позднее я узнал, что О.А. Кайбышев инициировал Указ Верховного Совета РБ, подписанный его Председателем М.Г. Рахимовым, о включении в АН РБ всех институтов Башкирского научного центра (БНЦ), тогда входившего в Уральское отделение РАН. Указ не был согласован с руководством Российской академии наук и вызвал естественный протест со стороны большинства её уфимских сотрудников. Бурно протестовал учитель многих нынешних химиков Уфы ГА. Толстиков, тогдашний председатель БНЦ УрО РАН, многое пришлось претерпеть председателю УрО РАН Г.А. Месяцу. Но некоторые сотрудники БНЦ УрО РАН поддержали указ, полагая, что это облегчит жизнь учёных в те тяжёлые годы. Возник раскол в научном сообществе Уфы.
Этот конфликт стал предметом забот президента РАН Ю.С. Осипова, вице-президентов Н.П. Лавёрова и Г.А. Месяца. Конфликт начал разрешаться после встречи Ю.С. Осипова и М.Г Рахимова, оказавшихся в одной делегации, сопровождавшей Президента РФ Б.Н. Ельцина. М.Г. Рахимов понял, что его ввели в заблуждение. На этой встрече договорились, что академические институты Уфы будут выведены из УрО РАН и останутся в составе Уфимского научного центра РАН, подчинённого непосредственно Президиуму РАН, а Академия наук РБ будет заниматься своими институтами и республиканскими программами. Таким образом БНЦ УрО РАН реорганизовывался, а академик ГА. Толстиков терял должность председателя центра, что было выдвинуто в качестве условия М.Г. Рахимовым.
13 января 1993 г. Ю.С. Осипов пригласил меня на приём и сказал, что по предложению Г.А. Месяца и Н.П. Лавёрова он просит меня возглавить УНЦ РАН. Я ответил, что моё главное дело — Институт механики многофазных сред в Тюмени и что моё назначение в Уфу надо согласовать с председателем Сибирского отделения РАН В.А. Коптюгом1. Но я готов поработать в Уфе года два. Ведь на самолёте АН-24 тогда до Тюмени можно было долететь менее чем за один час. Кроме того, я получил ряд предложений о работе во Франции и США. А тогда мы все очень стремились "увидеть мир и себя показать", поэтому не хотелось обременять себя административными обязанностями. Но человек полагает, Бог располагает, и два года обернулись тринадцатью годами интересной и временами бурной жизни.
1Хотя меня заверили, что согласование с В.А. Коптюгом — не проблема, сделать это забыли, и он узнал о назначении своего сотрудника (то есть меня), просматривая постановления Президиума РАН. Мне пришлось объясняться с ним, и я испытываю чувство вины перед Валентином Афанасьевичем, которого очень уважал.
Коллективу УНЦ РАН и руководству Республики Башкортостан меня представил вице-президент Н.П. Лавёров. Мне рассказали, что есть решение отобрать здание Президиума УНЦ РАН в центре города, где штаб российской науки располагалсяс 1951 г., и передать его АН РБ. На встрече с руководством республики Н.П. Лавёров сразу поставил этот вопрос.
— Не беспокойтесь, два президента договорятся, — ответил М.Г. Рахимов, имея в виду президента АН РБ О.А. Кайбышева и меня.
— Но мы же обо всём договорились, — с недоумением заметил присутствовавший на встрече О.А. Кайбышев, зная, что здание переходит к нему.
— Ты слишком много разговариваешь, — резко ответил М.Г. Рахимов.
После такой реакции мои переговоры на эту тему упростились. Так благодаря Н.П. Лавёрову красивое здание Президиума УНЦ РАН осталось за нами.
На моей первой встрече с научной общественностью в мае 1993 г. член-корреспондент АН РБ, профессор философии Башкирского государственного университета (БГУ) Дамир Джаватович Валеев задал мне вопрос: "А как Вы мыслите деятельность Российской академии наук в суверенной Республике Башкортостан?" Таково было состояние некоторых умов в те годы.
Остроту проблем с Башкортостаном в РАН я понял, после того как мне пришлось утверждать новый Устав УНЦ РАН в июне 1993 г. Я думал, что устав утвердят за пять минут. К моему удивлению мне пришлось обосновывать положения устава на двух нервных заседаниях Президиума РАН, на которых я стоял на трибуне по часу. Особенно нервничал Г.А. Месяц. Позже мне рассказали, сколько крови ему попортили события, когда команда О.А. Кайбышева под флагом суверенитета пыталась подчинить все уфимские институты Российской академии наук АН РБ. И это при том, что О.А. Кайбышев был директором Института сверхпластичности, входящего в РАН.
Вскоре М.Г. Рахимов попросил меня организовать его встречу с Ю.С. Осиповым в Москве, она состоялась осенью 1993 г. На встрече присутствовал я и помощник М.Г. Рахимова.
— Юрий Сергеевич, возьмите нашу академию к себе! — сразу начал разговор М.Г. Рахимов, имея в виду республиканскую академию наук.
Ю.С. Осипов ответил, что это невозможно. В АН РБ свои, в основном отраслевые, институты, свои избранные академики, РАН не может включить их в свой состав. После этого и договорились о едином руководителе УНЦ РАН и АН РБ, имея в виду меня.
В это время я был увлечён совместными проектами с коллегами во Франции и США и значительную часть времени в 1994 г. проводил за границей. После одной из заграничных командировок я узнал, что шесть директоров институтов Уфимского научного центра ездили в Москву в Президиум РАН. Это были О.А. Кайбышев, Х.Н. Гизатуллин, М.С. Юнусов, В.В. Напалков, Р.Н. Чураев и В.Н. Пучков. Они жаловались на мои частые отъезды и на то, что сократились доли финансирования всех институтов в общем объёме финансирования УНЦ РАН. Ю.С. Осипов отослал их к Н.П. Лавёрову, а при встрече со мной попросил, как он сказал, по-товарищески, минимизировать мои зарубежные поездки. Н.П. Лавёров, побеседовав с шестью директорами, ответил им, что "Президиум РАН видит председателем УНЦ РАН академика Нигматулина, и вы должны с ним договариваться".
Я созвал Президиум УНЦ РАН и предложил шести директорам высказаться. Первым вызвался Х.Н. Гизатуллин, директор Института экономики. Он сразу заявил, что Нигматулин бросил коллектив УНЦ и не даёт работать. На это профессор Виктор Иванович Хвостенко, заведующий отделом физики (ныне Институт физики молекул и кристаллов) спросил: "Хамид Нурисламович, каким образом Нигматулин не даёт вам работать. Он что, держит вас за руки?"
Больше никто из "шестёрки" не выступил, а большинство членов Президиума поддержали меня. Помню выступление профессоров Н.В. Старовой, В.И. Хвостенко и В.А. Вахитова, членов-корреспондентов РАН P.P. Мавлютова и Р.Г. Кузеева и других. После этого один из "шестёрки", профессор В.Н. Пучков (ныне член-корреспондент РАН) отмежевался от жалобщиков, а профессор Р.Н. Чураев позже также выразил сожаление по тому поводу, что входил в "шестёрку".
Я же обошёл шесть институтов и на учёных советах объяснил с цифрами и графиками в руках, как финансировались институты в рублях, какова их доля в общем объёме финансирования УНЦ РАН. В те годы бурной инфляции именно доли показывали объективную картину распределения финансов между институтами. Пришлось объяснять, что доли институтов сократились из-за включения в состав УНЦ двух институтов (Института механики и Института сверхпластичности), до этого не входивших в научный центр. Конфликтная ситуация мирно разрешилась. А со всеми директорами я старался наладить тесное сотрудничество. Через несколько лет все они, за исключением Х.Н. Гизатуллина и О.А. Кайбышева, меня поддерживали.
РЕОРГАНИЗАЦИЯ АН РБ
В соответствии с договорённостью с Ю.С. Осиповым М.Г. Рахимов в ранге президента РБ своим указом в январе 1995 г. назначил меня и.о. президента АН РБ по совместительству с целью её реорганизации. В чём была суть реорганизации?
Во-первых, необходимо было уйти от монополизма членов-корреспондентов и академиков АН РБ. Во-вторых, задача республиканской академии — объединение учёных, представляющих фундаментальную науку, сосредоточенную в институтах УНЦ РАН, с учёными шести университетов (классический, нефтяной, авиационный, медицинский, аграрный и педагогический), а также представителями около десяти отраслевых НИИ. В УНЦ РАН входили институты математики, механики, физики, химии, биологии, биохимии и генетики, геологии, сверхпластичности, экономики, этнографии и археологии, истории и языка. Отраслевые институты были представлены четырьмя нефтяными институтами (по добыче, транспорту, переработке нефти и нефтехимии), авиамоторным КБ, двумя'медицинскими институтами (глазных болезней и профзаболеваний), институтами сельского хозяйства, химии гербицидов и др. В общей сложности научная армия Башкортостана составляла около 3 тыс. человек.
Интеграция научного потенциала предполагала работу по общим программам, финансируемым из республиканского бюджета. А для этого необходимо было расширить состав общего собрания и тематических отделений. На первом собрании, которое я провёл в качестве и.о. президента, было 45 членов академии, состоявших в шести отделениях, то есть по 7-8 человек в каждом тематическом отделении. Они выбирали новых членов и решали, какие программы принять к реализации. Но как можно избрать нового члена по медицине, если в составе отделения всего два медика, а остальные — почвовед, растениеводы и зоолог? Поэтому мы ввели новых членов — докторов наук в ранге членов отделений, которые обладали такими же правами, что и члены АН РБ, но в отличие от них избирались президиумом АН РБ по представлению научных коллективов и отделений на пять лет. Общее собрание академии включало уже не 45, а 150 членов и проходило совместно с Общим собранием УНЦ РАН. Увеличилось и число тематических отделений. Их стало десять: физико-математическое, химическое, биологическое, медицинское, сельскохозяйственное, техническое, геологическое, нефти и газа, социально-экономическое, гуманитарное. Каждое отделение состояло примерно из 15 членов и имело финансируемую программу, по которой отделение производило отбор проектов и их "приёмку''. Значительную долю Общего собрания и тематических отделений АН РБ составляли сотрудники институтов УНЦ РАН. Для выборов новых членов мы привлекали в качестве выборщиков ведущих докторов наук не только из Уфы, но и из других научных центров — Москвы, Новосибирска, Казани.
Конечно, уменьшение "власти" академиков и членов-корреспондентов АН РБ вызывало сопротивление некоторых из них. Временами звучало: "Какие-то доктора наук будут решать дела Академии наук". На это я отвечал, что, следуя такой логике, можно сказать: "Какие-то башкирские (не российские) академики..." или "Какие-то не нобелевские лауреаты..."
Мои противники — 10-12 человек из членов АН РБ и сотрудников УНЦ РАН — объединились вокруг созданного тогда по моей инициативе Государственного комитета по науке РБ, а точнее — вокруг его председателя Р.А. Якшибаева, и стали требовать моего ухода с поста руководителя АН РБ. Наиболее активными среди них были академики АН РБ Д.Л. Рахманкулов и Ф.С. Файзуллин и член-корреспондент РАН Х.Н. Шзатуллин. Ещё до этих событий я освободил Д.Л. Рахманкулова от обязанностей и.о. академика-секретаря отделения химии АН РБ за противодействие программе реорганизации академии, одобренной Общим собранием. Я также инициировал освобождение Х.Н. Гизатуллина от обязанностей директора Института экономики УНЦ РАН за очень слабую научную деятельность института2. Мои противники писали жалобы М.Г. Рахимову, опубликовали лживую статью в "Комсомольской правде", направленную против меня, моих коллег, в том числе и З.Г. Ураксина, который всегда поддерживал меня.
Вопрос о состоянии АН РБ был поставлен на заседании исполкома Всемирного Курултая башкир — общественной организации, где председателем был член-корреспондент АН РБ профессор истории Н.А. Мажитов, а заместителем председателя З.Г. Ураксин. Зиннур Газизович выступил категорически против такого обсуждения в общественной организации, где преобладают люди, далёкие от науки. Но его не послушали. Доклад об АН РБ в моё отсутствие (меня даже не пригласили) сделал Д.Л. Рахманкулов, не нёсший никакой ответственности в АН РБ и не имевший никакого отношения к Курултаю башкир. Было составлено обращение к М.Г. Рахимову с требованием о моём снятии с должности и.о. президента АН РБ. З.Г. Ураксин написал заявление о выходе в знак протеста из исполкома Курултая. Это был мужественный шаг. Интересно, что двумя годами позже я получил благодарность от того же исполкома Курултая башкир, подписанную тем же Н.А. Мажитовым.
В марте 1995 г., менее чем за час до начала выборов в АН РБ, на которые были приглашены около двухсот выборщиков, в том числе и из других городов, Р.А. Якшибаев сообщил мне, что президент Башкортостана велел отменить выборы. Я с госсекретарём РБ М.А. Актовым тут же отправились к М.Г. Рахимову. Он был очень раздражён, но я сумел убедить его в том, что отменять выборы нельзя. За пять минут до начала заседаний секций выборщиков из приёмной президента РБ я дал команду начать заседания. А ещё через несколько дней я пришёл к М.Г. Рахимову и подробно объяснил состояние дел в УНЦ РАН и АН РБ и то, чем я занимаюсь в США, показал письма своих американских коллег, убеждавших меня сотрудничать с ними по проблеме ядерно-физических процессов при экстремальном сжатии кавитационных пузырьков. В заключение Муртаза Губайдуллович сказал: "Не слушайте наших дураков! Сколько надо, столько и ездите за границу. Вы поднимаете авторитет России и Башкортостана!" С этих пор до середины 2003 г. М.Г. Рахимов безоговорочно меня поддерживал, за что я ему благодарен.
2Х.Н. Шзатуллин, член-корреспондент РАН, математик по образованию, до работы в Уфе был хорошим специалистом в области межотраслевого баланса экономических систем. Он занимался этими проблемами в Институте математики и механики УрО РАН в Екатеринбурге. Став директором Института экономики в Уфе, вместо подготовки специалистов по экономике и развития исследований по экономике региона, он начал выступать в печати с непродуманными и грубыми высказываниями, недостойными научного работника. Анализ деятельности института показал, что он сам и его сотрудники за 10 лет не опубликовали ни одной статьи в рецензируемых академических журналах. Всё свелось к двум-трём местным изданиям. Я пытался уговорить его сосредоточиться на науке. Но он не сумел справиться с ситуацией. Пришлось заняться снятием его с должности директора.
Следующий директор доктор экономических наук Е.В. Фаттахов был рекомендован руководством Отделения экономики РАН. К сожалению, он оказался слабым руководителем, не способным перестроить работу Института экономики, реорганизованного в Институт социально-экономических исследований УНЦ РАН. Нужны серьёзные усилия по реорганизации ИСЭИ.
КВАЗИПАТРИОТЫ
Квазипатриотические национальные группы порой оказывают серьёзное моральное давление на общественное мнение. Их крикливость многократно превышает их достижения и вклад в развитие нации, они способны шумно представлять неугодного им человека предателем своего народа. Разумные люди не любят скандалов и побаиваются в них участвовать. Я помню, как в 1995 г. ко мне пришёл руководитель татарской общественной организации в Уфе К. Яушев и потребовал, чтобы я не снимал с должности упомянутого выше Х.Н. Гизатуллина. В противном случае, пригрозил он, татарская общественность добьется, чтобы меня выдворили из Башкортостана.
В 1999 г. во время моей избирательной кампании в Госдуму РФ группа из 3-5 татарских квазипатриотов (среди них был и Х.Н. Гизатуллин) приходила на мои встречи с избирателями и обвиняла меня в предательстве родного татарского языка. И всё потому, что я выступил в Государственном собрании РБ за признание башкирского языка вместе с русским языком государственным языком Республики Башкортостан и не настоял, чтобы таковым был признан и татарский язык. На одной из подобных встреч я предложил: давайте приведите вы своих детей, а я своих, и мы проверим, как владеют татарским языком наши дети. Но на это предложение никто не откликнулся. Квазипатриоты способны только обвинять, но даже своих детей они не могут обучить родному языку.
В отличие от квазипатриотических выступлний мне приятно вспомнить съезды башкир, русских и татар Башкортостана. Их проводили общественные организации и администрация М.Г. Рахимова. На этих съездах царила атмосфера культуры и уважения ко всем этносам Башкортостана. На всех этих съездах я избирался делегатом и выступал.
ИНТЕГРАЦИЯ УНЦ РАН И АН РБ
После 1995 г. — года реорганизации АН РБ я намеревался предложить М.Г. Рахимову и Общему собранию кандидатуру нового президента АН РБ. Мне хотелось освободить время для научной деятельности. Первым, кого я предложил Президенту РБ М.Г. Рахимову, был З.Г Ураксин. Муртаза Губайдуллович категорически не согласился. Затем я остановился на кандидатуре М.А. Ильгамова из Казани, крупного учёного, члена-корреспондента РАН, башкира, выходца из Абзелиловского района. Я договорился с М.Г Рахимовым, чтобы он познакомился с М.А. Ильгамовым во время своего визита в Казань. Они познакомились, Но одобрения М.Г. Рахимов не высказал, хотя и жёстких возражений не прозвучало.
К концу 1995 г. я понял, что должности председателя УНЦ РАН и президента АН РБ должен занимать один человек. На этом настаивали и мои коллеги. Я осознал, что если должность президента АН РБ займёт даже мой родной брат, то у нас возникнут конфликты. Нельзя, чтобы на одном судне было два руля, которыми "рулили" два разных человека. Все дальнейшие события показали, что я был прав.
После этого мне пришлось уговорить М.А. Ильгамова переехать в Уфу и согласиться на должность первого заместителя председателя УНЦ РАН и первого вице-президента АН РБ.
На Общем собрании в апреле 1996 г. тайным голосованием подавляющим большинством я был избран президентом АН РБ. Это собрание вёл прилетевший из Москвы академик РАН Р.Ф. Ганиев. Запомнилась его фраза во время выступления в мою поддержку: «"Первосортный" человек собирает вокруг себя "первосортных", а "второсортный" собирает "третьесортных"». Среди поддержавших был выдающийся академик РАН А.Л. Яншин, специально для этого приехавший из Новосибирска.
Резко против меня выступил упоминавшийся выше Д.Л. Рахманкулов. Он и впоследствии делал это систематически, почти на всех собраниях. Но его нападки никогда не находили отклика.
В этом же году УНЦ РАН и АН РБ организовали первую научно-практическую конференции в Сибае, на которую собрались сотрудники администраций, учителя школ, врачи и работники других учреждений юго-восточных районов Башкортостана. После 1996 г. такие региональные конференции АН РБ стала проводить каждые два года. Следующая проходила в Мечетлино и была посвящена проблемам северо-восточных районов. Затем конференция проходила в Октябрьске и касалась западных районов. Наконец, в Стерлитамаке обсуждались проблемы южных районов республики.
Конференции тщательно готовились. За год в регион начинали выезжать группы учёных. Они анализировали социальные, экономические, медицинские, экологические проблемы региона. Администрация президента РБ обязывала администрации районов оказывать им поддержку. На конференции съезжались руководители районов и представители интеллигенции. Доклады делали не только научные работники, но руководители республиканских и районных служб, учителя, врачи. Я вёл конференцию вместе с главой района, на территории которого она проводилась. Но после 2000 г. чиновничество постепенно перестало чувствовать свою зависимость от общественности, в том числе и научной, стало самодостаточным. А без поддержки администрации такие конференции стало проводить практически невозможно.
Отмечу одно приятное событие начала 2003 г., когда УНЦ РАН и АН РБ праздновали 70-летие выдающегося учёного и руководителя академической науки в Уфе Генриха Александровича Толстикова. Он откликнулся на моё приглашение и приехал в Уфу с супругой. Думаю, нам удалось выразить своё восхищение его талантом и благодарность за его 30-летнюю деятельность в Башкортостане.
СОХРАНЕНИЕ ИНСТИТУТА ИСТОРИИ ЯЗЫКА И ЛИТЕРАТУРЫ В РАН
В те годы некоторые "идеологи суверенитета" ставили вопрос о создании в системе АН РБ своих институтов гуманитарного и социального направлений. В частности, предлагали перевести Институт истории языка и литературы УНЦ РАН в систему АН РБ, разбить его на два института: институт истории и институт башкирского языка. В Президиуме РАН готовы были согласиться на перевод ИИЯЛ из РАН в АН РБ. Я не поддерживал эту идею, потому что, во-первых, для этого, отказываясь от средств федерального .бюджета, нужно было найти устойчивое и долговременное финансирование из республиканского бюджета. Во-вторых, и это главное, нельзя отрывать башкирскую филологию и историю Башкортостана от российской науки, от Отделения историко-филологических наук РАН. Такой отрыв неизбежно привёл бы к изоляции и снижению уровня исследований, к усилению влияния квазипатриотов и избыточной подчинённости гуманитарной науки Башкортостана республиканской администрации3. З.Г. Ураксин, занимавший пост директора, и коллектив института не хотели ухода из РАН. Но квазипатриоты давили, особенно некоторые профессора Башкирского государственного университета и сотрудники администрации президента РБ, далёкие от академической науки и заражённые вирусом квазипатриотизма. Причём давили на З.Г. Ураксина, который был по совместительству профессором БГУ, давили, используя довод: какой же ты основатель Башкирской академии наук, если даже свой институт туда не переводишь? Если бы не позиция З.Г. Ураксина и коллектива института, я не сумел бы устоять и согласился бы на перевод ИИЯЛ из УНЦ РАН в АН РБ, то есть из одной подведомственной мне в другую подведомственную мне же организацию. Но М.Г. Рахимов мне доверял, и я не позволил соершить ошибку.
В 1997 г. ко мне пришли З.Г. Ураксин и М.А. Ильгамов и удурчённо сказали, что ИИЯЛ всё же придётся переводить из УНЦ РАН в АН РБ. Что случилось, почему они не выдержали напора, они мне не сообщили. Но тут уже я проявил волю и выразил уверенность, что мы выдержим напор квазипатриотов.
Несколько членов АН РБ из Башкирского государственного университета требовали создать институт социальных исследований "в интересах суверенной Республики Башкортостан". Я предложил им написать программу таких исследований. Ничего путного они не создали. Им нужен был "свой" институт. Тогда я предложил зачислить их на полставки в Институт социально-экономических исследований УНЦ РАН на должности заведующих лабораториями, в которые можно было набрать молодых людей. Из бюджета АН РБ я выделил соответствующее финансирование. Кончилось это тем, что радетели социальных, правовых и философских исследований "в интересах суверенной Республики Башкортостан" не ходили на работу, не смогли организовать лаборатории. Я не хочу сказать, что они были совсем не способны вести научную работу, писать статьи. Нет, они иногда публиковали статьи, даже печатали книги в местных издательствах. Но вести научно-исследовательскую работу в рамках академического института они не могли, а свою неспособность объясняли тем, что АН РБ недостаточно их обеспечивает.
3В Казани Институт языка и литературы им. Г. Ибрагимова перевели из Российской академии наук в Академию наук Республики Татарстан, и это явилось стратегической ошибкой. Беседы с некоторыми сотрудниками института укрепили меня в таком мнении.
НАДЁЖНОСТЬ
Хочется ещё раз вспомнить Зиннура Газизовича Ураксина, который был благородной личностью. Часто благородство связывается с "благородной" внешностью и "благородными" манерами. Он обладал не этими внешними атрибутами, а благородством поведения и мыслей, благородством надёжности. Иногда один из моих коллег называл его крестьянским сыном. Хотя я имею дворянские корни, один дед был известным учителем, а другой дед и отец — профессорами, я в то же время являюсь и крестьянским внуком. Думая о таких людях, как Зиннур Газизович, я горжусь общим с ними крестьянским происхождением и могу, как тургеневский Базаров, сказать, что "мой дед землю пахал".
З.Г. Ураксин никогда не подхалимничал и мог жёстко высказаться против спорного предложения руководителя. Он был надёжным. "Умных много, надёжных мало". Это высказывание (несмотря на то, что умных тоже немного), очень актуально. Мне, выходцу с мехмата МГУ, казалось, что самыми надёжными являются математики. Поэтому, когда я стал председателем УНЦ РАН, я сразу пригласил к себе заместителем математика, члена-корреспондента РАН, академика АН РБ В.В. Напалкова. Через год я вынужден был освободить его от обязанностей заместителя именно из-за ненадёжности. Он соглашался со всеми моими предложениями, но после этого бежал к моим противникам (а это 10—12 членов объединённого общего собрания АН РБ и УНЦ РАН) и принимал их точку зрения, оправдывая это тем, что один неверный шаг — и Институт математики УНЦ РАН окажется в опасности.
Не таков был Зиннур Газизович. Он никогда не "бегал" и не суетился. Один раз З.Г. Ураксин жёстко высказал мне своё возмущение в связи с тем, что завершающую фазу выделения отдела народов Урала УНЦ РАН, руководимого членом-корреспондентом РАН Р.Г. Кузеевым, из структуры ИИЯЛ я провёл без согласования с ним. Этот вопрос решался в Москве, в Отделении истории, которым руководил академик А.А. Фурсенко, и в Президиуме РАН, и я действительно не согласовал его с З.Г. Ураксиным, очень сожалел, что так произошло. Это была единственная размолвка между нами. Здесь же замечу, что отношения между двумя выдающимися людьми — З.Г. Ураксиным и Р.Г. Кузеевым — были очень натянутыми, хотя это никогда не выплёскивалось наружу.
Ещё одна черта. За время нашей совместной работы Зиннур Газизович не раз давал мне характеристики на коллег, которых я выдвигал на повышение, и иногда его оценка казалась мне неточной. События показали, что он всегда оказывался прав.
Расскажу историю с обсуждением работы члена-корреспондента АН РБ Г.Г. Саитбатталова по грамматике башкирского языка. Она была представлена на Государственную премию по науке РБ. З.Г. Ураксин входил в комиссию по таким премиям, отвечал за работы гуманитарного цикла, а я был председателем комиссии. Ещё до обсуждения он оценил эту работу как посредственную, заметив, что в ней нет оригинальных идей, которые соответствовали бы уровню Государственной премии республики. Кстати, Зиннур Газизович никогда не давал резко отрицательных оценок. При обсуждении на заседании комиссии он подытожил сдержанные отзывы рецензентов. При тайном голосовании работа не получила даже половины голосов. Видимо, сказалась и репутация Г.Г Саитбатталова4. Но в тот год президент РБ выделил одну дополнительную премию. Поскольку гуманитарии премии не получили, я решил проявить "либерализм", вернуться к работе Г.Г. Саитбатталова и проголосовать ещё раз. Однако почти все члены комиссии возразили: раз работа не получила даже половины голосов, то её рассматривать нельзя. На следующий день я зашёл к секретарю комиссии Г.Б. Фаизову, очень уравновешенному и доброжелательному сотруднику администрации Президента РБ, чтобы подписать протоколы. Он мне рассказал, что приходил Г.Г. Саитбатталов, возмущался тем, что два татарина — Нигматулин и Ильгамов — не дали ему премию. Г.Б. Фаизов сам был свидетелем всего происшедшего, так что "оправданий" не требовалось. Я только признал, что я действительно татарин, и этот "недостаток" не исправишь. Но М.А. Ильгамов этим "недостатком" не обладает — он "чистый башкир". Г.Б. Фаизов этому удивился, он тоже считал М.А. Ильгамова татарином. Кстати, тут же выяснилось, что я тоже ошибался, считая Г.Б. Фаизова башкиром, а он оказался татарином. Вот так мы, башкиры и татары, и живём. О времена, о нравы! — сказал бы классик.
4Так, Г.Г. Саитбатталов подписал несколько статей в газетах, направленных против меня, но тем не менее приходил ко мне, рассказывал, что пишет многотомную грамматику башкирского языка. В то же время он неоднократно выступал против ведущих специалистов башкирского языка, всех характеризовал отрицательно, в том числе и З.Г. Ураксина. Он жил иллюзиями о собственном величии. Я подметил одну характерную черту людей, постоянно выражающих недовольство тем, что его этнос обижают, не выдвигают: в беседах один на один они хвалят только себя и ругают всех своих коллег, в том числе и своих "соплеменников".
НОВОЕ РУКОВОДСТВО ИИЯЛ
В 2001 г. З.Г. Ураксин пришёл ко мне и заявил, что по состоянию здоровья не будет баллотироваться на следующий срок на пост директора Института истории языка и литературы. Институту нужна свежая кровь, сказал он. Я попытался уговорить его остаться, но он принял окончательное решение.
Мы с М.А. Ильгамовым стали искать кандидата на пост директора ИИЯЛ и после согласования с З.Г. Ураксиным остановили свой выбор на докторе политических наук И.Г. Илишеве. Он знал башкирский язык, работал в МГУ, в администрации Президента РБ, стажировался в США, хорошо владел английским языком, а также немецким. И мы не ошиблись. И.Г. Илишев активно работал, мы были им довольны. Я как-то поинтересовался у З.Г. Ураксина его мнением о работе нового директора. Зиннур Газизович отозвался одобрительно, но улыбнувшись, заметил, что тот слишком часто ссылается на свою стажировку в США. Однако вскоре И.Г. Илишева у нас забрали, назначив сначала директором Юридического института БГУ, а через несколько месяцев вице-премьер-министром РБ5.
Пришлось снова решать, кого назначить директором. Мы остановили свой выбор на профессоре Фирдаус Гильметдиновне Хисаметдиновой вопреки неудовольствию со стороны администрации президента РБ. Сейчас она успешно и твёрдо руководит институтом, для успешного становления которого так много сделал З.Г. Ураксин.
Примерно в это время Зиннур Газизович тяжело заболел. После длительного его лечения я успел поговорить с ним по телефону. Это был наш последний разговор.
5К сожалению, вице-премьер И.Г. Илишев, человек "современной закваски", по своим знаниям превосходивший работников Правительства РБ, оказался ненадёжным. Когда у меня возникла напряжённость во взаимоотношениях с М.Г. Рахимовым, он боялся даже поздороваться со мной, не замечал меня, не дал мне выступить на гражданской панихиде при Прощании с Р.Г. Кузеевым в 2004 г., хотя я был председателем Уфимского научного центра РАН, где работал Р.Г. Кузеев.
Вспоминается неприглядный эпизод на встрече делегатов Всемирного курултая башкир в 2010 г., показанный по телевидению. Я был поражён, как он, имеющий учёную степень доктора наук, мог сделать нелепый выпад в отношении саратовской делегации: мол, они участвуют и во Всемирных форумах татар в Казани. "Определитесь", — потребовал он, добавив несколько резких слов. Выпад был безобраэен как по содержанию, так и по форме. Видимо, работа в чиновничьей среде не только портит людей, но и сильно их оглупляет.
АДМИНИСТРАТИВНОЕ ДАВЛЕНИЕ
Весь 2003 г. по каналам федерального телевидения демонстрировался компромат на М.Г. Рахимова и его сына. У меня и многих моих коллег по Госдуме сложилось убеждение, что центр решил заставить его отказаться баллотироваться в третий раз на пост президента РБ на предстоявших в декабре 2003 г. выборах . Об этом же мне говорил и один из руководителей Счётной палаты РФ, проводившей проверки в Башкортостане. Называли кандидатов от "олигархов". На встречах с избирателями мне стали задавать вопросы о моём отношении к ограничению пребывания на посту президента РБ двумя сроками, а также о том, согласился бы я баллотироваться на этот пост. Я считал ограничение двумя сроками очень важным, особенно в России, где власть умеет заставить народ голосовать так, как нужно ей, власти. Что касается собственной кандидатуры, я отвечал, что если общественные силы предложат мне выдвинуться, то я обдумаю это и не исключаю, что соглашусь.
В сентябре 2003 г. меня принял М.Г. Рахимов. Он сразу сказал: "О вас много говорят последнее время". Сразу поняв, что он имел в виду, я ответил, что я ему не конкурент, но что ему могут не дать выйти на выборы, ведь направленная против него кампания по центральному телевидению не могла вестись без санкции Кремля. А тогда могли победить представители олигархов. Рахимов ответил, что он с Путиным договорился. Я заметил, что могут передумать, с чем он согласился. Далее мы говорили о возможности для меня баллотироваться в Госдуму на следующий срок. М.Г. Рахимов считал, что администраторы меня не поддержат и порекомендовал баллотироваться от КПРФ.
В октябре я подал заявление в избирательную комиссию о намерении баллотироваться в президенты Башкортостана на случай, если М.Г. Рахимов не будет участвовать в выборах. Подал я заявление и в качестве кандидата в депутаты Госдумы, как независимый кандидат. Через несколько дней по телевидению показали М.Г. Рахимова в составе российской делегации вместе с Президентом РФ В.В. Путиным. Стало ясно, что Рахимову не будут препятствовать сохранить пост президента республики, и я отозвал своё заявление.
Но отношение ко мне М.Г. Рахимова изменилось, хотя, думаю, не из-за этого заявления. Свою роль сыграла рукопись статьи "Что надо делать в Башкортостане"7 и моё выступление на заседании правительства РБ, где я подверг сомнению данные официальной статистики о росте промышленности Башкортостана на фоне сокращения потребления электроэнергии и объёма грузоперевозок. Мне не дали провести избирательную кампанию в Госдуму, грубо нарушив дух и букву избирательного закона. Два раза в мою уфимскую квартиру в охраняемом доме проникали, взломав замки, и устраивали обыски. Уносили только компьютеры. Я столкнулся как со слабостью некоторых своих коллег, так и с твёрдостью других. В частности, в этот момент меня очень поддержал академик М.С. Юнусов, бывший среди моих противников в 1993—1995 гг.
6По Конституции РБ, принятой в 1990-е годы, нельзя было избираться на пост президента РБ более двух раз. Перед 2003 г. эта норма была "незаметно" убрана из текста Основного закона республики без какого-либо обсуждения в ходе приведения Конституции РБ в соответствие с федеральным законодательством.
7Эту статью до её публикации я раздал некоторым своим коллегам. После выборов она была опубликована в "Федеральном вестнике" (2004) и в моей книге "Как обустроить экономику и власть в России" (М.: Экономика, 2007).
Сразу после выборов в начале января 2004 г. мне позвонил мой заместитель М.А. Ильгамов и рассказал, что его пригласил президент РБ М.Г. Рахимов и сказал, что больше меня принимать не будет. Академия наук республики не могла не учитывать мнения президента Башкортостана. Поэтому я сразу собрал Общее собрание АН РБ и проинформировал его участников о разговоре М.Г. Рахимова с М.А. Ильгамовым, сказал, что ухожу с поста президента АН РБ после девяти лет работы, но остаюсь на посту председателя УНЦ РАН. Я предложил на пост президента АН РБ своего заместителя М.А. Ильгамова, и он был избран.
В это же время начались непрерывные проверки моей деятельности разными комиссиями, чтобы уличить меня в финансовых "грехах". Проверялись как УНЦ РАН, так и АН РБ. В течение полутора лет таких проверок из разных ведомств было шесть. Никаких существенных нарушений не нашли, хотя очень старались найти. Особенно отличилась комиссия уфимского управления Минфина РФ по РБ. Все официальные надбавки к тогдашним ничтожным окладам научных сотрудников она представила как нецелевое использование средств, и мне приписали административное правонарушение. Но после официальных разъяснений финансово-экономического управления РАН это обвинение было снято судом. Председатель комиссии по проверке АН РБ из Счётной палаты РБ, оставшись со мной наедине, сказал: "Мы понимаем, кто вы и что вы значите для республики, что именно вас приглашают лучшие университеты мира. Не переживайте".
Я продолжал вести объединённые заседания Президиума УНЦ РАН и АН РБ. По просьбе Э.В. Кульмухаметова8, который тогда являлся главным федеральным инспектором по РБ, осенью 2004 г. я провёл такое заседание, посвященное обсуждению программы удвоения ВВП Башкортостана. 0сновной доклад сделал заместитель полномочного представителя Президента РФ в Приволжском федеральном округе С.А. Обозов. Я сделал содоклад, основанный на вышеупомянутой ещё не опубликованной статье "Что надо делать в Башкортостане". Это вызвало острую реакцию властей. Как рассказывал М.А. Ильгамов, ему пригрозили закрыть АН РБ. М.А. Ильгамов собрал академиков. Из 22 присутствовавших большинство высказывали сожаления о создавшемся положении, но на меня не нападали. Однако ряд академиков — А.В. Бакиев, Р.Н. Гимаев, У.Б. Имашев, М.Н. Исянбаев, Р.Ш. Магазов, Д.Л. Рахманкулов, Ф.С. Файзуллин — осудили моё выступление. Неприятно было слушать Р.Ш. Магазова, ведь в течение десяти лет я противостоял стремлению М.Г. Рахимова снять его с должности академика-секретаря отделения медицинских наук РБ9. Д.Л. Рахманкулов заявил, что "Нигматулин полностью дискредитировал себя в глазах научной общественности тем, что занимался интриганством и политиканством", что в институтах УНЦ ведётся слабая работа, что "если вам не нравится Башкирия, то вас никто не держит... и вам не место в республике". А академик АН РБ В.В. Напалков от лица Института математики выразил готовность выйти из УНЦ, "чтобы не быть заложником ситуации"10. После этого пришлось нашим заседаниям президиумов разделиться.
8За год до этого Э.В. Кульмухаметов стал неугодным администрации республики, и его сняли с поста вице-премьера РБ.
9 М.Г. Рахимов нечасто, но иногда высказывал рекомендации снять с должности некоторых сотрудников АН РБ (У.М. Джемилёва, Р.Ш. Магазова, Л.М. Карамову, М.Т. Азнабаева), но я всегда приводил доводы, после которых он не настаивал на своём.
10Такое поведение математиков УНЦ РАН очень для них характерно — пусть всё пропадёт, лишь бы их не трогали. Приведу один пример. До 1990 г. Институт математики и Отдел физики УНЦ РАН занимали одно здание. Это здание руководство республики отдало мусульманскому управлению, а взамен учёным выделили здание райкома партии. Математики въехали, а физиков не пустили. Физики проявили слабость и остались на улице, а точнее, в сарае с земляным полом. Именно в таком состоянии я застал Отдел физики УНЦ РАН, когда стал председателем центра, и размещение физиков стало для меня и руководителя отдела, выдающегося учёного В.И. Хвостенко серьёзной проблемой. Только к 2003 г. физики получили нормальное помещение. А математики 30% своих площадей сдают в аренду банку. Остальные площади тоже фактически пустуют, потому что математики редко ходят на работу. Но математики должны помнить, что в 2000 г. М.Г. Рахимов решил вернуть бывшее здание райкома городской администрации, но мне удалось уговорить президента РБ сохранить здание за институтом.
В 2005 г. глава администрации президента РБ Р.Ф. Хабиров пригласил к себе директоров институтов УНЦ РАН. Среди приглашённых был и член-корреспондент РАН Х.Н. Гизатуллин. Мои коллеги рассказали о ходе этой встречи. Открывая её, Р.Ф. Хабиров сказал, что президент Башкирии принял решение, в соответствии с которым Нигматулин должен уйти с поста председателя УНЦ РАН, а "в этом доме решения руководителя не обсуждают, а выполняют". Он предложил присутствующим подписать письмо на имя президента РАН Ю.С. Осипова о снятии Нигматулина с должности председателя УНЦ РАН. Тут же выступил Х.Н. Гизатуллин и заявил, что Нигматулин всё развалил. Вслед за ним О.А. Кайбышев сказал, что Нигматулин никакой не учёный и его надо убрать. На это Р.Ф. Хабаров заметил, что вопрос о научных заслугах Нигматулина не стоит, в
администрации президента РБ о них знают11. Остальные мои коллеги достойно выдержали давление и отказались подписывать письмо. Член-корреспондент РАН В.Н. Пучков сказал, что он уже 15 лет работает в Уфе, занимаясь полезными ископаемыми Урала, и его впервые приглашают в администрацию президента РБ и приглашают, чтобы обсудить не вопрос о полезных ископаемых, а подписать недостойное письмо.
Думаю, что 20 лет назад все бы подчинились давлению руководства республики (тогда оно называлось обкомом). Так что в нашей среде прогресс есть, нет прогресса в среде чиновничества.
В сентябре 2005 г. вице-президент РАН Г.А. Месяц сообщил мне, что звонил М.Г. Рахимов и просил снять меня с должности председателя УНЦ РАН, ссылаясь на то, что я занялся политикой. Странная логика: учёные, оказывается, не должны заниматься политикой, получается, что политику нужно полностью отдать на откуп чиновникам. Г.А. Месяц ответил М.Г. Рахимову, что в Российской академии наук действует Устав, и в соответствии с Уставом у Президиума РАН нет оснований снимать Р.И. Нигматулина с должности.
В октябре 2005 г. я пришёл на приём к президенту РАН Ю.С.Осипову. Я хотел вернуться в Москву и назвал два академических института, где мог бы работать руководителем. Но прежде чем покинуть пост председателя УНЦ РАН, я предложил провести отчётно-перевыборное собрание с моим отчётом в связи с окончанием пятилетнего срока, на который был избран. Я был уверен в том, что меня переизберут. Тем самым мы бы показали, что Российская академия наук проводит самостоятельный курс. Через пару месяцев я собирался оставить свой пост, рекомендуя на него своего заместителя члена-корреспондента РАН У.М. Джемилёва.
Но получилось, как получилось. По настоянию ныне покойного вице-президента РАН Н.А. Платэ и вопреки моему мнению руководство РАН назначило новым председателем УНЦ РАН академика М.С. Юнусова. Это назначение породило много проблем не только для УНЦ РАН, но для самого М.С. Юнусова, потому что председатель должен иметь силу, чтобы противостоять напору чиновников.
11Позднее Р.Ф. Хабиров высказывал сожаление по тому поводу, что ему пришлось выполнять недостойное поручение. Через какое-то время он сам испытал нападки чиновничьих "сатрапов". Я также знаю, что он пытался оградить профессора К.Б. Сабитова, известного математика, от преследования со стороны ректора Стерлитамакской педагогической академии, человека, которого близко нельзя подпускать к образовательной деятельности.
ПОСЛЕ ТРИНАДЦАТИ БАШКИРСКИХ ЛЕТ
Итак, 31 марта 2006 г. завершились мои тринадцать башкирских лет, очень бурных и разнообразных лет моей жизни. Я ушёл с поста председателя УНЦ РАН и с 1 апреля стал членом Президиума РАН. Перед отъездом попрощался с коллективом, вручил благодарственные грамоты своим ближайшим помощникам. По предложению директора Института биологии УНЦ РАН А.И. Мелентьева собрание единогласно выразило мне благодарность за работу в течение этих лет. Эта неформальная благодарность меня очень тронула.
Однако на протяжении всего 2006 г. меня держали в напряжении вопрос об Институте проблем сверхпластичности металлов (ИПСМ) УНЦ РАН, дело О.А. Кайбышева и избрание нового директора профессора P.P. Мулюкова. Мне пришлось вмешиваться в дела ИПСМ и после моего ухода с поста председателя УНЦ РАН12. К сожалению, новый председатель УНЦ РАН академик М.С. Юнусов пошёл на поводу у администрации президента РБ и пытался провести на должность директора ИПСМ негодного для этого человека. А самое непростительное: М.С. Юнусов поддался давлению администрации президента РБ и согласился отдать здание президиума УНЦ РАН под музей археологии. А ведь это красивое здание в центре Уфы было штабом Российской академии наук с 1951 г.
12Большая заслуга в успешном решении вопроса о новом директоре ИПСМ принадлежит академику-секретарю ОЭММПУ В.Е. Фортову. Очень убедительно выступил академик Г.Г. Чёрный и ряд других академиков.
В конце 2006 г. я стал директором одного из самых крупных институтов РАН — Института океанологии им. П.П. Ширшова, а позднее и заведующим своей "родной" кафедрой газовой и волновой динамики на механико-математическом факультете МГУ им. М.В. Ломоносова. Я окунулся в новую и очень интересную работу и, думаю, вовремя завершил свою работу в Уфе. Но я приезжаю в Уфу, так как в Институте механики работает моя группа многофазных систем.
В один из приездов в марте 2007 г. поздно ночью в аэропорту встречавший меня водитель сообщил, что скончался З.Г. Ураксин и что утром состоится прощальная панихида. В новом корпусе УНЦ собралось много народа. Вёл печальное собрание вице-премьер РБ И.Г. Илишев. После завершения панихиды люди подходили к сидевшей у гроба вдове — Венере-ханум и тихо выражали ей свои соболезнования. Настала моя очередь, я положил цветы и подошёл к ней. Венера-ханум, увидев меня, неожиданно встала. Я обнял её и сказал несколько слов о том, что очень уважал Зиннура Газизовича, что я ей сочувствую.
То, что она встала, подчёркиваю, неожиданно для меня, в такой скорбный момент, явилось для меня самой чувствительной наградой за мои тринадцать башкирских лет. Я почувствовал, что З.Г. Ураксин и многие мои коллеги в Уфе относились ко мне с особым уважением, о чём он, будучи очень сдержанным человеком, никогда мне не говорил. Не говорил ему о своём особом к нему уважении и я.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Прошло пять лет, как я покинул Уфу. В 2010 г. президент РБ М.Г. Рахимов прислал мне правительственную телеграмму с поздравлением по случаю моего семидесятилетия. Это одна из официальных наград за мои тринадцать башкирских лет. Ещё одну награду я получил от уфимской общественности, которая заполнила большой зал во Дворце конгрессов на торжественном собрании, посвященном моему юбилею, и выслушала мой доклад.
Огорчения стираются из памяти. Осталась неутихающая печаль по ушедшим за эти годы моим соратникам, которые всегда поддерживали меня на протяжении этих нелёгких лет. Среди них:
| Рыфат Рахматуллович Мавлютов, Фаниль Дутфрахманович Саяхов, Наталья Владимировна Старова, Раиль Гумерович Кузеев, Виктор Иванович Хвостенко, Карл Самойлович Минскер, Загидулла Исхакович Сюняев, Александр Иванович Спивак, Зиннур Газизович Ураксин, Виктор Александрович Мазунов. |
А ещё ушли мои ученики Наиль Ахмадеев и Анвар Кутушев, мой друг профессор Апуш Сагидуллин и мой любимый дядя Рал абы Терегулов. Нет уже с нами незабвенной Айсылу Ильгамовой, супруги Марата Аксановича Ильгамова. Покинул сей мир выдающийся профессор Азат Халилович Мирзаджанзаде. Часто стали вспоминаться строчки Давида Самойлова:
| Скрепляют болезни и смерти Отчётливость памятных лет. ... Лишь память, лишь память дана нам, Чтоб ею навеки болеть. |
Р.И. Нигматулин МОИ ТРИНАДЦАТЬ БАШКИРСКИХ ЛЕТ. Вестник Российской Академии Наук - том 82, № 2, Февраль 2012, С. 159-169
